– Ты, наверное, молишься как сумасшедший, – медленно сказала она.

Он сверкнул глазами.

– О чем?

– Чтобы только я не забеременела. – В мире ее грез он со всею страстью отверг бы это обвинение. Но тут был реальный мир, и он этого не сделал. – Для тебя это был бы кошмар, правда? Что тебе тогда делать? – И подумала: а как ты расскажешь об этом Эбони?

Повернувшись к ней спиной, он стал смотреть на высокие голубые кипарисы, растущие вдалеке.

– Я приму все необходимые меры, Крессида, – осторожно сказал он и, как бы не желая продолжать этот разговор, резко переменил тему: – Сегодня вечером ты можешь спуститься к ужину. Доктор уверил меня, что ты уже достаточно отдохнула.

Стефано стоял у окна, держа руки в карманах брюк. Натянутая материя облегала его мускулистые бедра. Несмотря на то что внешне он был спокоен, Крессида чувствовала его внутреннюю напряженность и сдержанность. Да, подумала она, он предпримет все необходимые меры, он всегда поступает подобным образом, чтобы взять от жизни все самое лучшее, что преподносит ему судьба. А как же она? Просто средство для достижения цели?

– Но может быть, ты хочешь поужинать здесь? Принести поднос в твою комнату?

По здравом рассуждении ей следовало бы согласиться на это предложение и держаться от Стефано подальше. Его присутствие было мучительно. И тем не менее этот мужчина притягивал ее к себе как наркотик.

– В котором часу ужин? – спросила она.

– В восемь.

– Я спущусь.

Крессида поспала до семи часов, потом приняла душ и начала одеваться, готовясь к ужину.

Постучали в дверь, и она торопливо набросила на себя халат, не желая, чтобы Стефано застал ее в одном белье. Ей не хотелось видеть, как загорятся его глаза, посылая ей импульс, перед которым она не сможет устоять.

Но это был не Стефано, а Роза. Она остановилась на пороге, улыбаясь, и сбивчиво заговорила по-английски:

– Синьор ди Камилла просит передать, что платье для ужина вы найдете в гардеробе. Вы хотите, чтобы я помогла вам одеться?

Крессида отрицательно покачала головой. О какой одежде идет речь? У нее только та одежда, которую она носила в Лондоне. Она и предполагала надеть что-то из этого. Ее вечернее платье было абсолютно новым.

– Я справлюсь сама, спасибо, Роза, – сказала Крессида прислуге и подождала, пока за ней не закрылась дверь.

Потом подошла к гардеробу и распахнула дверцу. К ее огромному удивлению, все те красивые и дорогие наряды, которые она носила во время своего замужества, висели там в пластиковых мешках. Ее пальцы любовно коснулись черного бархата, шелка, настоящих швейцарских кружев, нескольких платьев из кашемира. Даже белье и ночные сорочки лежали аккуратно сложенными стопками. Стефано все сохранил, но зачем? Уходя от него в тот яркий летний день, когда даже нестерпимая жара не могла согреть ее, она решительно отказалась от всего, что он ей покупал, не взяла ни единого его подарка.

В растерянности Крессида опустилась на кровать. Она была потрясена. Глядя на эти напоминания о прошлой жизни, она испытывала странное чувство. Целый гардероб, совершенно нетронутый… Как будто вся эта одежда лежала… и ждала своего часа? Нет, конечно, нет. Крессида тряхнула головой, будто хотела прояснить свои мысли, и потом решила все-таки выбрать наряд из гардероба. Она намеренно не смотрела на белоснежное платье и черное кружевное: Стефано обожал ее в обоих этих нарядах, шептал слова любви всякий раз, когда бы она их ни надевала… Она закусила губу. Если сейчас позволить себе воспоминания…

В конце концов она выбрала короткое платье изумрудного цвета, которое шло к ее зеленым глазам. Густые волосы она завязала узлом на затылке и в таком виде медленно спустилась к ужину.

Стефано стоял на террасе спиной к Крессиде. На нем был белоснежный смокинг, который необычайно шел ему. Вечер был теплым, на небе блестела огромная луна. Ее серебряные лучи касались темных волос Стефано. Услышав шаги Крессиды, он медленно повернулся и быстро оглядел ее с головы до ног, от блестящих рыжих волос до носков зеленых туфель. На ногах у нее были светлые шелковые чулки.

– Ты очень красива, – наконец произнес он.

– Не надо, Стефано. Слово «красота» звучит для меня как проклятие.

В темных глазах мелькнуло любопытство.

– Да? Ты интригуешь меня, Крессида. Никогда не поверю, что ты говоришь правду.

– Неужели? – Не выдерживая его испытующего взгляда, она повернулась и посмотрела на луну. – Красота мимолетна. Она была причиной твоей любви ко мне. – Она снова обернулась к нему. – Знаешь, что я тебе скажу? Женщина, видя, что ее любят только за красоту, чувствует себя очень неуверенно. Со временем красота увядает, и женщину ценят уже меньше, когда должно быть наоборот.

Он сощурил глаза.

– Я не могу отрицать, что твоя красота привлекла меня, но причина моей любви была гораздо глубже. Я полюбил твой характер, твой настрой и энтузиазм. В тебе удивительно сочетались невинность и чувственность. Лед и пламя. Устоять перед этим было невозможно. – Он улыбнулся. – А также твое полное безразличие к моим деньгам. Удивительно, но впервые в жизни я почувствовал, что женщина хочет именно меня, а не то, что я собой представляю. Большинство женщин прельщает блеск, Крессида, но только не тебя. Теперь, я думаю, ты понимаешь, что твоя внешность была далеко не самым главным, она была дополнением ко всем твоим достоинствам.

Впервые он говорил ей о том, что его привлекло в ней. Груз ответственности перед семьей превратил Стефано в стандартный тип «сильного и молчаливого», в человека, не привыкшего анализировать свои чувства. Теперь он это делал, но было слишком поздно. С невыносимо горестным чувством она отметила, что Стефано говорил обо всем в прошедшем времени. Она закусила губу, чтобы та не дрожала, и попыталась найти какое-нибудь занятие своим рукам, холодным и влажным.

– Можно мне попить? – спросила она.

– Конечно, прости, я забылся. Что ты хочешь? – И он повернулся к бару в глубине комнаты.

Ее просьба разрушила интимную атмосферу, и Крессида почувствовала, что со стороны Стефано больше не будет откровенных признаний.

Она поняла это по его тону, холодному и несколько официальному. Она предпочла бы сразиться с ним, ударяя кулаками ему в грудь, стараясь обидеть его своими словами, она была готова прибегнуть к чему угодно, чтобы только он не разговаривал с ней этим вежливым тоном, будто она была гостьей, приглашенной на ужин, женщиной, с которой он только что познакомился.

– Немного сока. – Она попыталась говорить тем же тоном, что и он.

Кивнув головой, он налил в высокий хрустальный бокал ее любимый сок папайи со льдом. Она взяла у него бокал, глядя в его красивое лицо, рука ее, к счастью, не дрожала.

– Может быть, сядем? – И он указал на небольшой диван, но Крессида отказалась.

Стоя, она чувствовала себя не столь уязвимой. Если она сядет рядом с ним на диван, кто знает, как она себя поведет? Ведь ей очень хотелось оказаться в его объятиях, хотелось, чтобы он любил ее, как это было той ночью у нее дома. А он наблюдал за ней, непроницаемый как статуя.

– Ты сохранил всю мою одежду, – заметила она.

– Тебя это удивляет?

Она сглотнула.

– Да. Почему ты это сделал?

– Я предполагал, что ты вернешься.

– Вернусь? – Ее голос дрогнул.

– Естественно, я думал, что ты вернешься. Если бы даже у тебя не было никакой другой причины, то ты вернулась бы, чтобы забрать эту гору нарядов, потому что приобрести новые тебе было бы трудновато. – Он с раздражением сжал губы. – Мне и в голову не приходило, что ты настолько упряма, что даже не попытаешься забрать их.

Ее зеленые глаза ярко вспыхнули.

– Мне хотелось начать все сначала.

– А!

Его язвительный тон добавил масла в огонь.

– Да, сначала! Заново! А все эти наряды совершенно не подошли бы мне в той жизни, которую я собиралась вести.

– Конечно, нет, – съехидничал он. – Мешковина несравненно пригоднее, судя по тому, что я видел.