Жестокий ангел. Страница 1

Шэрон Кендрикс

Жестокий ангел

ГЛАВА ПЕРВАЯ

– Две минуты, мисс Картер.

Крессида нервно терла холодными и влажными ладонями по оголенным бедрам, стараясь успокоиться.

Конечно, ее костюм не способствовал этому. Действие пьесы происходило в конце 50-х годов, в доме на берегу моря, и большую часть спектакля Крессида играла в купальнике, который (нужно отдать ему должное) совершенно не шокировал благодаря юбочке с рюшами и довольно безобидному жесткому лифу. По сравнению с нарядами, в каких современные женщины разгуливают по главной улице, этот купальник был абсолютно невинным. Но Крессида знала, что полураздетая женщина на сцене привлекает куда больше внимания, чем в том же виде на улице. На сцене все выглядит иначе. Эта истина была одной из первых, которую она постигла в школе драматического искусства. Сцена все преувеличивает. На подмостках все становится более ярким, более значительным – не только эмоции, но и костюмы, и декорации.

– Ваш выход, мисс Картер.

Сердце стучало в груди, пульс учащенно бился. Крессиде казалось, что ее парализовало и она уже никогда не сдвинется с этого места. Но вдруг она услышала обращенную к ней реплику и с легкостью выбежала на сцену.

Это была ключевая сцена спектакля… Героиня узнает о неверности своего мужа. Адриан, актер, исполняющий роль мужа, поглощен чтением письма, но звук шагов прерывает это его занятие. Вот сейчас он повернется к жене, их глаза встретятся, и тут Крессида должна выразить неожиданную догадку жены об измене своего мужа.

Даже в лучшие времена это была трудная сцена, а сегодня, в удушливой, напряженной атмосфере генеральной, от Крессиды требовалось все ее профессиональное мастерство, чтобы донести до зрителя то, что хотел сказать драматург. Но откуда взялось это напряжение? – недоумевала она. Оно витало в воздухе, оно окружало ее подобно тяжелому облаку. Вся атмосфера напоминала предгрозовую.

Необычным было уже то, что генеральная репетиция проходила за две недели до открытия сезона. И проводили ее на сцене, а не в репетиционном зале. Актеры шептались между собой на этот счет, но Крессида решила, что это просто одна из причуд режиссера.

Она взглянула в глубину зала, туда, где в своем обычном кресле сидел Джастин, режиссер спектакля, и удивилась, увидев, что сегодня он был не один. Рядом с ним она различила силуэт еще одного мужчины.

Крессида начала произносить свои реплики, вкладывая в них огромную боль, что обычно давалось ей довольно легко и выглядело вполне естественно. Едва ли нашелся бы человек, который смог бы лучше ее передать отчаяние и одиночество женщины, переживающей крах своего брака.

Но сегодня ей было необычайно трудно. Атмосфера, царившая в театре, ощутимо действовала на нее. Она повернулась, чтобы взять бокал и швырнуть его в Адриана, но в этот самый момент ее привлекло движение человека, сидевшего рядом с режиссером. Она уставилась в сверкающие, как черный янтарь, глаза. Пластиковый бокал выскользнул у нее из рук и упал к ногам. Голова повисла, как будто была слишком тяжела для ее тонкой шеи.

– О Боже! – слабым голосом произнесла она и потеряла сознание.

Очнувшись через несколько секунд, она услышала вокруг себя шум. Джастин поднялся со своего кресла.

– Что случилось? – крикнул он. – Позаботьтесь о ней кто-нибудь! – И, беспомощно воздев руки, повернулся к высокому темноволосому мужчине, стоявшему рядом с ним: – Простите. Я не знаю, что с ней такое. Должно быть, она нездорова.

Крессида услышала ужасно знакомый голос.

Низкий, с едва уловимым иностранным акцентом.

– Нездорова? – Голос насмехался. – В самом деле?

С большим трудом она заставила себя открыть глаза и обнаружила, что окружена друзьями-актерами. Дженна держала стакан воды, Адриан – смоченный носовой платок. Крессида отстранила их, решительно поднялась на ноги и улыбнулась Адриану, давая понять, что готова продолжать репетицию.

– Со мной все в порядке, – сказала она твердо.

«Галлюцинации, – подумала она. – Наверное, галлюцинации. Воспоминания, навеянные содержанием пьесы».

– Все в порядке. Честно! – Крессида выпрямила спину, улыбаясь своей знакомой широкой улыбкой.

Но когда она поняла, что увиденное ею вовсе не галлюцинация, улыбка стала таять, и вскоре от нее не осталось и следа. Мужчина стоял рядом с Джастином, подавляя режиссера своей фигурой. Он пристально смотрел на Крессиду, но в зале было слишком темно, чтобы разглядеть выражение его лица.

«Впрочем, – с горечью подумала она, – на этом лице никогда нельзя было прочесть его истинные чувства».

Отяжелевшие веки опустились, а когда ей снова удалось поднять их, человек уже исчез.

Крессида не могла продолжать репетицию. Никогда прежде такого не случалось, и она готова была разрыдаться. На сцене она всегда была профессионалом, а сейчас… настоящая развалина с трясущимися руками. Казалось, она увидела привидение.

Но ведь ты и впрямь увидела привидение, твердил ей внутренний голос. Призрак твоего прошлого. Ты никогда не думала, что увидишь его вновь, а теперь… спустя столько времени…

Но ведь она молила об этом, не так ли? Каждую ночь…

Джастин взобрался на сцену. Взяв ее за руки, он крепко сжал ей пальцы.

– Не волнуйся, солнышко, – улыбнулся он. – Это нервы, а может быть, ты заболела?

Она слабо улыбнулась.

– Голова болит, – едва слышно сказала она. – Прости, Джастин.

Джастин извлек из кармана жевательную резинку и сунул в рот.

– Отправляйся домой, – твердо сказал он. – Отдохни. Ты – моя любимая актриса, и никогда прежде ты не выкидывала таких фокусов. Порепетируем завтра. А сейчас – марш! Быстро! Пока я не передумал!

Ей хотелось спросить его о мужчине, сидевшем рядом с ним. Что он хотел от него? А может быть, от нее? Но спросить – означало признать, что он ей знаком, а этого ей совсем не хотелось. Это была та часть ее жизни, которую она тщательно скрывала, своего рода «запретная зона». Воспоминания о том времени причиняли слишком сильную боль.

Крессида с трудом добралась до своей гримерной и рухнула в кресло перед зеркалом. Взглянув на себя, она увидела огромные зеленые глаза на неестественно белом лице и дрожащие ярко-красные губы.

Может быть, все это ей приснилось? Могла ли она такое представить? Неужели воспаленное воображение возродило из небытия его образ? Она покачала головой, слегка нарушив прическу в стиле 50-х годов. Нет, это был не сон. Это был Стефано, собственной персоной.

И Крессида стала вспоминать. Пару месяцев назад ее адвокат отправил письмо его адвокату в Рим с просьбой о разводе, так как они вот уже два года не живут вместе. Ответа на письмо не последовало. Стефано проигнорировал его. «Оставим это дело на время, – успокаивал ее адвокат. – На этой стадии так часто бывает. Малодушие. А возможно, ваш муж передумал и не хочет разводиться».

«Как бы не так», – с горечью подумала Крессида. За холодно высказанным ультиматумом последовало абсолютное молчание, в течение двух лет. Не требовалось никаких дополнительных доказательств, чтобы убедить ее, что Стефано хочет вычеркнуть ее из своей жизни.

Она помнила, что он сказал, так ясно, словно это было вчера. «Я не позволю тебе остаться работать в Англии, в то время как сам нахожусь в Италии. Жена должна быть рядом с мужем, и если ты согласишься на эту работу, то нашему браку конец». Но выбора не было, она должна была согласиться на эту работу. Так подсказывал здравый смысл. А какую альтернативу предлагал ей Стефано? Брак, который начал разрушаться с той самой минуты, когда она оказалась один на один с холодным, бесчувственным мужем? Мужем, которому она, казалось, нужна была только в постели?

Крессида, молчаливая и недвижная как статуя, сидела за туалетным столиком и ничего не видящим взглядом смотрела в ярко освещенное зеркало. В глубине души она сознавала, что находится в ожидании. И поэтому, когда раздался стук, она медленно направилась к двери, как будто ее действиями управлял автопилот.